Шанс - Страница 76

Море возле клонящегося к закату солнца приобрело лиловый цвет и теперь сливалось с небом, которое возле самого горизонта горело остывающей сталью. Последние солнечные лучи окрашивали животы редких облаков в розовый цвет.

Красиво, очень красиво. Тил несколько раз хотел привести Мийку на Палец, но каждый раз девушка ему непреклонно отказывала, страшась Холодной крови.

Этого Тил никак но мог понять. Почему люди боятся сирен? Ведь морской народ никому не желает зла, а эта сирена даже спасла Тилу жизнь и уж точно никогда не причинит вреда его любимой! Но Мийка, в очередной раз выслушав историю о том, как сирена вытащила Тила из штормового моря, лишь огорченно качала головой и уходила.

Жители городка называли морской народ Холодной кровью и не очень-то его любили. В тавернах, среди моряков и рыбаков о сиренах ходили самые разные истории, слухи и байки. В основном страшные и темные. О том, что своей песней сирены крадут души молодых парней. Что они насылают на неугодные им корабли безжалостный шторм. Что они завлекают неосторожных моряков на дно и пьют их горячую кровь.

Проведите вечерок в том же «Золотом якоре», и вы услышите огромное количество жутких и большей частью нелепых историй о Холодной крови. Нелепость нелепостью, сказки сказками, но даже Тил, водивший дружбу с одной из морского народа, знал четыре прописные истины. Во-первых, сирены никогда не нападают на людей первыми. Во-вторых, если кто-то из людей убил сирену и у преступника хватит мозгов подойти к морю, Холодная кровь утянет его в глубину. В-третьих, в теле каждой сирены спрятана бесценная жемчужина, но мало кто осмеливается добыть ее, вполне здраво опасаясь проклятия Морского короля. И наконец в-четвертых, сирены чувствуют приближение убийцы, и умертвить кого-то из морского народа — очень сложное дело. У человека есть всего лишь несколько секунд, прежде чем сирена прочтет его мысли.

Люди боялись, проклинали, ненавидели, но не решались связываться с морским народом. И Тила не любили именно за то, что он не боялся сирены, и даже (спасите боги его заблудшую душу!) слушал пение Холодной крови. И с каждым годом жители городка все чаще повторяли, что с Тилом не все в порядке.

Мальчишеская глупость, заставившая Тила пуститься на утлой лодчонке в штормовое море, стоила ему жизни. Он умер, перед этим вдосталь нахлебавшись горькой морской воды, и если бы не песнь сирены, вернувшая его к жизни… Тил старался не думать, что бы с ним произошло, не окажись поблизости одной из морского народа. Уж точно он не сидел бы сейчас на Пальце, никогда бы не встретил Мийку и не влюбился бы в нее без памяти.

Тогда Тил пришел в себя уже на берегу, так и не поняв, кто его спас. Продрогший и слабый, как новорожденный котенок, он лежал на холодных камнях и слушал рев взбесившегося прибоя за спиной. Он нашел в себе силы подняться и доковылять до дома. Дорогу назад юноша помнил смутно — непрекращающийся ливень, боль в груди, постоянный изматывающий кашель, в любой момент готовый вывернуть его наизнанку. Кровать, до которой было как до луны. Кошмары вместо снов…

Но на следующее утро юноша проснулся совершенно здоровым. Он помнил горечь воды, чьи-то тонкие бледные руки, поднявшие его к хлещущему из свинцовых облаков дождю и живительному воздуху, нежное и непередаваемое по красоте пение. Списав воспоминания прошлого дня на ночные кошмары, Тил выбросил их из головы и возблагодарил богов за чудесное спасение. А через неделю ноги сами привели паренька на то место, где он едва не отправился к Морскому королю.

Она уже ждала его возле Пальца и, как только Тил оказался на берегу, запела ту же самую песню, что и во время шторма. Поначалу он испугался и даже хотел убежать от греха подальше, но песня сирены была такой прекрасной, что Тил очнулся только после того, как солнце утонуло в море. С тех пор каждое лето, когда морской народ появлялся у берегов королевства, переждав неблагоприятное время года в каких-то других, неведомых людям краях, Тил приходил на морской берег, забирался на Палец и ждал, когда приплывет его сирена.

Краешек солнца коснулся горизонта, море на мгновение полыхнуло оранжевой сталью, и Тил услышал знакомый плеск волн. Сирена подплыла к скале и, приветствуя Тила, ударила по воде рыбьим хвостом, взметнув в воздух тысячи брызг. В ответ он помахал ей рукой. Некоторые считают, что сирены божественно красивы, но эти «некоторые» ни разу не сталкивались с морским народом. Сирену, поющую Тилу песни, нельзя было назвать прекрасной. Также к ней не подходили слова, хорошенькая, милая, очаровательная и красивая. Худенькое молочно-белое тельце двенадцатилетней девочки заканчивалось серебристым рыбьим хвостом, тоненькие руки с перепонками, мокрые редкие волосы белого цвета, мелкие невыразительные черты лица, синие губы. С виду сирена настоящая утопленница, но вот ее глаза… Огромные, чарующие, вобравшие в себя цвет целого моря. Таких красивых глаз не было даже у Мийки.

— Как дела? — Тил задал сирене уже ставший привычным вопрос.

Она, как всегда, не ответила, лишь плеснула хвостом, а потом запела.

Песнь — чистая, словно холодное течение, гремящая, как надвигающийся девятый вал, прекрасная, будто черный жемчуг, тихая, словно морская гладь, зеркалом застывшая во время штиля, завораживающая и манящая, как истории старых рыбаков. В пении сирены сплелось веретено моря, нить неба и плач заходящего солнца. Она всегда пела одну и ту же песню, но Тилу никогда не надоедало слушать.

Время пронеслось незаметно, солнце скрылось в море, закат лениво растекся по фиолетовому небу, и сирена, взметнув на прощание фонтан брызг, скрылась в потемневшей воде. Так всегда происходило — она появлялась в тот момент, когда солнце касалось воды, и уплывала, стоило ему скрыться за морем. Слишком длинный и слишком короткий миг отводило им время для песни. Тил не знал, для чего почти каждый вечер он приходил сюда, не знал, почему спасшая его сирена поет песню… Просто… так было надо, что ли? Ни он, ни она не решались разбить ими самими установленный в течение этих трех лет порядок. Он приходил, ждал, слушал. Она появлялась, пела и уплывала в сердце моря.