За кладбищенской рощей начиналась обширная вересковая пустошь. Над низкими кустами клубился фиолетовый дым цветов. Ветерок принес едва заметную прохладу и запах человеческого жилья. Но некромант не пошел к деревне.
На краю поля стояла старая усадьба с черными провалами окон и серыми, медленно разрушающимися стенами. Таких разоренных замков после набегов викингов было разбросано по всей Ирландии много. Колдун нередко останавливался в них на день-другой.
«Похоже, этот будет моим последним», — подумал он.
Щурясь от льющегося с неба света, Кристоф поднялся на крыльцо и вошел внутрь. Сквозь окно под потолком в помещение вползало бледное утро, ложась на грязные каменные плиты неровным кругом. Неспешно начинался Лугнасад — день летнего солнцестояния. Праздник, который в изумрудной Эрине отмечали наравне с осенним Самхейном и мартовским Белтэйном.
Некромант пересек холл, мельком почувствовав запах давней смерти. Под наполовину обрушенной лестницей сохранилась ночная темнота. Сев на пол, в самую густую тень, кадаверциан наконец позволил себе расслабиться. Но тут же пожалел об этом — руку обожгло болью до самого плеча.
Выругавшись сквозь зубы, недобрым словом помянув Кромм Круаха, а также всех остальных двенадцать идолов Эрины, Кристоф попытался мысленно отсечь боль. Потом осмотрел кисть. Первая фаланга пальцев казалась высохшей и растрескавшейся, ладонь не сжималась. «Трое суток», — определил он свое оставшееся время, рассматривая рану с профессиональным интересом лекаря.
На улице запели птицы. Солнечный свет прополз совсем близко от убежища кадаверциана, и тот отодвинулся глубже в тень. Лудэр, оставшийся на кладбище, уже должен быть испепелен.
Солнце поднималось все выше. На расстоянии вытянутой руки от некроманта встала стена белого света. На нее можно было смотреть сквозь прищуренные веки не больше секунды…
Впервые за сотню лет Кристоф видел день, и это сияние притягивало его неудержимо. Говорят, то же самое испытывает человек, глядя в ночную темноту за окном.
Он с ненавистью посмотрел на искалеченную кисть и внезапно понял, что надо делать. Закатав рукав рубашки, несколько раз глубоко вдохнул, наклонился вперед и резко погрузил руку в солнечный свет.
Теперь асиманская огненная магия казалась некроманту нежным поцелуем по сравнению с обрушившимся на его плоть адским пламенем. Кристоф рухнул обратно в тень, чувствуя во рту вкус собственной крови. Воняло обугленной плотью. Под закрытыми веками пульсировала алая пелена. Он поднес ладонь ближе к глазам. Пальцы были полностью уничтожены, кожа покрылась жуткими ожогами до самого плеча…
Но когда боль немного отступила и у кадаверциана появилась возможность нормально мыслить, он осмотрел рану и остался удовлетворен результатом. Солнце полностью выжгло заразу, оставив на ее месте здоровую, медленно регенерирующую плоть.
Путь от замка до деревни занял несколько минут.
Первыми Кристофа поприветствовали собаки и овцы. Они почувствовали некроманта, едва он вышел из рощи. Разноголосый лай, злобное рычание и испуганное блеяние провожали его до самой таверны.
«Они называют это пуб», — мельком подумал колдун, рассматривая приземистое одноэтажное строение, покрытое ярко-зеленым мхом.
Из маленьких круглых окошек лился веселый желтый свет, слышалась музыка и громкие голоса. Кадаверциан толкнул рассохшуюся дверь и вошел, наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Вольфгер говорил, что гомон, который производят эти люди, когда их собирается больше десятка, можно выметать, как сор, несколько часов. В маленькой таверне, где оказался сейчас ученик мэтра, нашумели не меньше чем на неделю вперед.
Толпа ирландцев, сидящих за длинным дубовым столом, раскатисто рыча букву «р», дружно горланила песню про Мак Куйлла, Мак Кехта и Мак Грене, которым повезло жить в зеленой Ирландии:
Стр-р-ремлюсь я к ир-р-рландской земле,
Омытой мор-рем обильным,
Часты леса многоводные,
Многоводны р-р-реки в извивах,
Великий кор-р-рабль Ир-р-ландия,
Ир-р-ландия гор-р-р зеленых…
По пубу, разнося глиняные кружки, бегали конопатые красавицы в длинных льняных платьях. На столах горели масляные светильники. В одном из углов, взяв в обнимку топор, мирно похрапывал рыжеволосый великан. Пахло перегаром, элем, свежими опилками, устилающими пол, прогорклым маслом и цветком клевера в медных волосах девушки, которая с улыбкой проскользнула мимо колдуна.
«Люблю Ирландию…» — рассеянно подумал некромант, пробираясь к дальнему и самому темному углу стола. Он поймал несколько любопытных взглядов, но, прежде чем был схвачен за рукав и притянут в дружескую компанию, набросил на себя легкое облако морока Это позволяло избавиться от ненужных вопросов. Как, например: «откуда ты прибыл?», «где поранил руку?» и «клянусь святым Патриком, никогда еще овцы не блеяли так жалобно! С чего бы это?!»
Кадаверциан сел за стол. Кисть, замотанную тряпкой, нестерпимо жгла мучительная регенерация. Но это пустяки, главное — он выжил.
Девчонка с клевером за ухом поставила на столешницу кружку эля, сверкнула белозубой улыбкой, и колдун едва сдержался, чтобы не схватить ее и не посадить к себе на колени. Но предаваться радостям жизни можно было позволить себе только позже. Сначала — дело.
— Кристоф? — прозвучало сквозь смех, пение и оглушительный гомон.
Подняв голову, мастер Смерти увидел стоящего рядом молодого человека. Его бледное сосредоточенное лицо выделялось среди красных от пива и общего жизнелюбия физиономий ирландцев. На парне был длинный шерстяной плащ, из-под капюшона выбивались рыжие пряди волос, светло-ореховые глаза смотрели настороженно и устало.